Усадьба Петровское под Псковом, которая реставрировалась около 2 лет, откроется 2 июня, в Дни пушкинской поэзии. Для
воссоздания поэтического места пришлось вспомнить о прозе. Федеральные
50 млн рублей позволили даже увеличить просторы усадьбы до 15 га, то
есть почти в 2 раза. Во время праздника руководство музея-усадьбы
надеется убедить московских гостей из Министерства культуры выделить
деньги и на восстановление конюшни. Все остальное вроде бы уже похоже
на историческую правду, хотя и свежевыкрашенную.
Перестройка "И
сейчас, и в 70-е годы, во время первой реконструкции Петровского, нам
было очень важно остановить наступление на усадьбу деревни, - объясняет
директор заповедника "Михайловское" Георгий Василевич. - После войны, в
конце 40-х, деревня расположилась в опасной близости от усадьбы. Еще
немного - и мы потеряли бы Петровское. Дело в том, что в России
разрешено даже в охранной зоне ставить на старые фундаменты новые дома.
При довольно неточной системе ограничений можно было ожидать
посягательств любого рода. Тем более что в Петровском стоял дом, о
котором многие говорили: "Ах, как я хотел бы иметь такой! Это настоящая
дача богатого человека"!" Речь шла о здании, построенном сыном Абрама Ганнибала. На
фундамент же самого основателя рода никто особенно не претендовал: изба
Ганнибала могла вместить одновременно не более 15 человек. Как
объяснила заместитель директора усадьбы Любовь Козмина, во времена
Елизаветы Петровны, которая пожаловала Ганнибалу Михайловскую губу, не
были приняты большие приемы, и, соответственно, строиться было "не
перед кем". Тем не менее маленький дом Ганнибала удалось повторить
только сейчас. Еще до недавнего времени вокруг его облика шли жаркие
споры: сначала долго не обнаруживалось подлинных документов, а затем -
денег на строительство.
Игра в бисер Сейчас усадьба
выглядит так, как она еще не выглядела ни разу: от каждого жизненного
этапа Петровского была заимствована архитектурная особенность. Этим
концепция директора заповедника "Михайловское" Георгия Василевича и
отличается от позиции бывшего директора музея, легендарного Семена
Гейченко, который предпочитал искусственности новоделов подлинность
развалин. "Мы решили, что у нас есть полное право вводить в Петровское
элементы более позднего времени и в итоге создать единый ансамбль
усадьбы - от пушкинских времен до 1918 года, когда усадьба сгорела, -
рассказывает Георгий Василевич. - Хотя я прекрасно сознаю, что речь
здесь идет не о точной копии, а лишь о тонкой стилизации". Художник,
проектирующий Петровское (он же занимался Михайловским и Тригорским),
Юрий Коноплев утверждает, что из 30 музеев, в создании которых он
участвовал, Петровское стало самым любопытным экспериментом. На его
памяти архитектура различных веков нигде не смешивались. В большом
доме неким водоразделом служит гостиная, которая разделяет кабинеты
XVIII и XIX веков. Хотя и в их интерьерах речь идет только о
стилизации: подлинных предметов Ганнибалов фактически не осталось.
Впрочем, никто в Петровском не может поручиться и за то, что дом был
глухо-зеленым, а не охряным, например, что было даже более типичным для
XIX века. Зеленые оттенки интерьера также выбрали по наитию. Они
показались художнику наиболее подходящими - по той же неуловимой
причине, по которой он, скажем, облачил комнату хозяйки Тригорского в
сиреневый цвет.
Двойник Единственным домом,
претендующим на то, чтобы быть копией, стал Ганнибалов дом - об этом
говорят эскизы, сделанные собственноручно Абрамом Петровичем. Рубленая
клеть из патинированной сосны стоит на высоком каменном цокольном
этаже, в котором скрывается огромная шатровая печь, характерная для
прибалтийских и германских народов. Ее появление, вероятно, связано с
католическим происхождением жены Ганнибала, которая руководила
постройкой. Впрочем, и в этом интерьере хранители не могут похвастаться
подлинниками. После Абрама остались только икона, которой, по
преданиям, Петр I благословлял арапа, печатка, вазочка для цветов,
консоль и два фолианта, которые решили перенести в большой дом.
Охота за раритетами Во
времена Гейченко в большом доме усадьбы не было предусмотрено спальни -
из-за экономии места. После того как усадьба "раздвинула" свои
владения, спальне выделили угловую комнату. Для новой экспозиции
интерьера пришлось сделать серьезные антикварные закупки в Париже,
Петербурге и Москве. Во время продолжительной охоты за раритетами не
обошлось без казусов, за многие ценные вещи приходилось "бороться" с
конкурентами из других музеев. "Бежишь, бывало, по Арбату, -
рассказывает Любовь Козмина, встречаешь знакомого искусствоведа. В
итоге все зависит от того, кто раньше свернет в нужный антикварный
магазин". К сожалению, один диван фактически из-под носа увел директор
московского Пушкинского музея. А директор музея-заповедника "Петергоф"
Вадим Знаменов долго уговаривал уступить ему один редкий подсвечник - в
пару (точно такой же уже стоит во дворце). Но Любовь Козмина была
непреклонна: все-таки 1731 год на дороге не валяется. Тем не менее
Знаменов подсказал, где найти дорожную чернильницу, из тех, что могли
бы принадлежать прадеду Пушкина, заядлому путешественнику. Из
столовой, обтянутой тканью времен Екатерины, можно выйти на террасу, а
дальше открывается, как уверяют хранители, подлинный, разбитый в
регулярном стиле, парк. Менее затейливый, чем в Михайловском и
Тригорском, зато сохранивший свои границы. С террасы виден силуэт
"новенькой" беседки. А вот других, нерукотворных силуэтов, странных
шорохов и гулких бестелесных шагов здесь пока не видно и не слышно.
Впрочем, возможно, и к этой усадьбе старые призраки когда-нибудь
привыкнут. К Михайловскому и Тригорскому же привыкли.
